предисловие от меня: блуждая по сети наткнулся на произведение одного автора, Владимира Пантелеева, очень понравилось. Он живёт во Владивостоке, на мото уже тридцать лет.....  решил выложить первую часть, если понравится то буду выкладывать потихоньку и продолжение...как я понимаю автор пишет про свою жизнь

*****************************************************************************************************************************

  Трудно точно сказать когда это началось. Может в три года, а может чуть позже, но в один прекрасный день дома появился он. Если быть точным, в том виде как мы привыкли его видеть, он предстал перед ними несколько позже, а пока батя перекантовал через борт старого ГАЗона со связистской эмблемой на обшарпаной двери несколько мешков, звонко брякнувшихся в траву у бабушкиной калитки.
   Вовка сидевший в самодельной тележке, которую дедушка смастерил совсем недавно , следил за действом с разинутым ртом, прикидывая, будет ли в этих мешках что либо более напоминающее пулемёт, чем тот кусок бруса с криво прибитым куском фанеры, в его прорезь можно было наблюдать за дорогой по которой то и дело сновал народ. Соседи проходя мимо выражали своё восхищение Вовкиной тачанкой не забывая помянуть золотые дедушкины руки, сотворившие такую нужную вещь.
   Вовке и самому очень нравилась тележка, гладко выстроганные борта которой отливали розовым на солнце и вкусно пахли кедровой смолой, капельками выступившей из коричневых прожилок.
   Ещё он был горд новой дедушкиной зимней шапкой, которая была очень похожа на лётный шлем, особенно если одеть очки , которые дедушка использовал как защиту от стружек. Но это были настоящие лётчистские очки.  Все пацаны на улице мечтали о таких и страшно завидовали Вовке, когда играя в колотых на пластины дровах, строили кабину самолёта и распределяли роли в игре «хроника пикирующего бомбардировщика». Благодаря такой экипировке можно было претендовать на звание стрелка-радиста, и орать как оглашенному изображая стрельбу из пулемёта, выпиленного из лучшей строганной доски, выделенной дедушкой из личных запасов, для любимого внука.
   Дедушка был столяром в леспромхозе и материал в его мастерской под навесом был всегда первоклассный. Вовка готов был целыми днями торчать там, перебирая аккуратные стопочки реек и дощечек, из которых можно было сделать столько пистолетов и ружей . Тем более что ножовки, стамески, рубанки и прочий всевозможный инструмент был тут же аккуратно развешен по стенам.
   Выбрав особенно приглянувшуюся ему доску, Вовка рисовал пистолет в самой середине, оставляя по сторонам добрые куски идеальной доски, после распиловки годящиеся только в отходы. Устраивался с доской на табурете и прижав её коленом врезался остро наточенными зубьями специально для него изготовленной дедушкой, маленькой удобной ножовки в строганую кедровую гладь.
   Сначала ножовка шла легко, гладко прорезая волокна просушенной древесины. Но пропилив доску до половины, она словно на что-то наткнулась и стала уходить в сторону. Вовка сопя , изо всех сил налегал на шлифованную ручку инструмента, желая во чтобы то не стало завершить нелёгкую работу.
Но тут на процесс созидания упал батин взгляд. Батя вышел покурить на крыльцо и увидев в проёме навеса страдания Вовки заподозрил неладное.
- Ты чего рвёшь инструмент - затянувшись беломором спросил отец.
- Не пилится - в тон ему пробурчал Вовка и для наглядности налёг всем телом на ручку ножовки.
   Батя спустился с крыльца и подойдя к Вовке, вытянул из доски ножовочное полотно. Освобождённая доска упала на пол и перед глазами предстал табурет с распиленным до половины седением. Надо сказать, что у дедушки каждый табурет был произведением искусства. Вовка не раз наблюдал за дедушкиными руками, когда тот тщательно и неторопливо подготавливая каждый технологический этап, как из готового конструктора собирал новую вещь. Руки двигались как то особенно, не так как у бати. Руки отца были мускулистыми, а движения сильными и порывистыми. Дедушка же прикасался ко всему как-то ласково, поглаживая и примеряясь. Но в итоге каждое движение было точным и результативным. Табуреты и столы сделанные дедушкой были у всех соседей и радовали их прочностью и долговечностью. И вот этот табурет стоял посреди навеса белея рваной прорехой пересекающей окрашенную голубой краской доску.
  Батя задумчиво пережевал папиросу и повернув на шум шагов голову встретился глазами с вышедшим из дома тестем. Дед увидя испорченный табурет и орудие преступления в руках непутёвого зятя, плотно сжал губы и глубокая складка пролегла меж его кустистых бровей.
-  Ты что, не видишь куда инструмент вгоняешь? Сколько раз тебе говорить, не можешь дать ума рукам, не трожь ничего в мастерской.
   Дед выговаривал слова медленно сквозь сомкнутые губы. Батя же привыкший к подобным выпадам, молча разглядывал зубья ножовки перекладывая беломорину из одной стороны рта в другую. Живя в доме дедушки с бабушкой он давно понял, что чтобы он не сделал – это всё равно плохо. И дело не отношении к нему, а просто это плохо по определению и будь на его месте кто другой, он был бы ещё хуже. И поскольку изменить этого положения вещей было нельзя, отец относился к нему философски и с иронией.
   Выдернув из отцовских рук ножовку и скурпулёзно проверив зубья, не затупились бы, дедушка повесил инструмент на специально для него вбитый гвоздик. Уничтожающе посмотрел на батю и только собирался продолжить выволочку, как увидел на доске чертёж пистолета. Выражение на лице из грозовой тучи мгновенно трансформировалось в милейшую солнцеподобную улыбку. Морщинки на лице разгладились и сухая, крепкая словно из морённого дуба ладонь легла Вовке на вихрастую курчавую голову. Другой рукой дед снял с гвоздя ножовку и протянул внуку.
- Работай. Только делай как следует, а плохо само получится - произнёс дед любимую фразу и пошёл к дому.
-  Вот хрен старый - выругался батя – меня за рейку убить готов, а этот лучшие доски поганит и хот бы хны.
- Пускай учится – умилённо произнёс дед – такому живжику ничего не жалко…
   И вот теперь, сидя в своей тачанке, Вовка с интересом наблюдал как батя выгружает что-то нужное. То, от чего его лицо сияло как хромированный чайник, что был подарен им с мамой на свадьбу и в котором так смешно отражалась Вовкина физиономия, когда он то приближался, то отдалялся от зеркальной выпуклой поверхности.
   На шум из дома вышли мама, дед и бабушка, недовольно выглядывающая с крыльца и не ожидающая от непутёвого ничего хорошего.
- Ты чего там притащил?
Нарочито строгим голосом спросила бабуля.
- Вещь.
Загадочно ответил сияющий батя и начал перетаскивать мешки и железяки в летнюю кухню, которая с наступлением сентябрьских холодов использовалась как кладовка. Перетаскав своё сокровище он закурил и уселся на порог кухни , мечтательно уставившись куда-то в палисадник, густо поросший сливами и жимолостью.
- Что притащил-то – не унималась бабушка.
- Мотоцикл – гордо ответил батя и пустил кольцо табачного дыма.
- Совсем ошалел, да гдеж ты видел чтобы мотациклы в мешках привозили? Вечно всё не как у людей.
Припечатала бабушка и с чувством выполненного долга ушла в дом.
Дедушка с сомненьем посмотрел во все мешки по очереди, покачал головой, и сел рядом с батей.
- Дай папиросу – попросил он. Взяв протянутую беломорину дед поднёс её к лицу и с удовольствием втянул крепкий запах табака.
- Пахнет хорошо. Закурил бы, да нельзя – с сожалением произнёс он и вернул бате папиросу.
Вовка слышал как-то, как бабушка рассказывала соседке, про то, что раньше дед курил как паровоз , да после какого-то инфаркта пришлось бросить. Представить себе дедушку с папиросой Вовка не мог и поэтому не очень то в это верил. Другое дело батя. Он всегда с папиросой в зубах и одежда у него пахнет табаком. А от дедушки пахнет свежей стружкой и мускатным орехом, которым они с мужиками загрызают традиционные сто грамм, выпитые по окончании рабочего дня.
- Сорок девятый? – спросил дед.
- Ага – после паузы ответил батя. Он понял , что в этом безнадёжном предприятии у него есть молчаливый союзник.
   Дедушка встал, подошёл к низкому омшаннику в глубине двора, и настежь растворив двустворчатые двери осмотрел полки. Пошарив на однои из них, вытащил туго стянутый бечёвкой свёрток в промасленной бумаге.
    Вовка знал этот свёрток и давно подбирался к нему, чтобы расковыряв уголок посмотреть, что за сокровище хранит дед на верхней полке омшанника. Но постоянно что-то мешало осуществить эту рискованную авантюру. То бабушка выйдя на крыльцо и заметив растворённую дверь выгоняла его из этой пещеры Али-Бабы, доверху набитой всякими интересными вещами. То батя , почуяв недоброе при виде подбирающегося к запретным полкам Вовки, шугал его резким окриком.
  И вот этот загадочный свёрток в руках дедушки. Он аккуратно подцепил ногтями затянувшийся узел, размотал бечёвку и протянул свёрток бате.
- На. Тока не растеряй. Новые. – гордо произнёс дед и удалился в омшанник, где зашуршал бумажками, перебирая бесчисленные пакетики, баночки и свёртки с болтиками, пружинками , лампочками и прочими нужными вещами, ждущими своего часа.
   Батя стараясь не вымазать промасленной бумагой пролезший под его руку Вовкин любопытный нос, развернул пакет и увидел набор новеньких гаечных ключей, богатство о котором он не мог даже мечтать.
   Мама подошла к нему сзади и обняв, прижалась щекой к его сильной спине и вдохнув запах прокуренной рубашки , счастливо улыбнулась . Потом они сидели па пороге кухни и долго разговаривали. О чём Вовка не понял. Только смысл некоторых фраз запомнился ему, но понять почему бабушка съест батю он не мог. Подумаешь, потратил деньги. За то теперь у них есть сорок девятый, а это вещь. И дед его поддерживает. И вообще, бог не выдаст… И батя с мамой засмеялись.
   Каждое утро проснувшись и позавтракав, Вовка выскакивал из дома и бежал в летнюю кухню. Вытащив из петель навесной замок, ключ от которого был давно утерян, и замок навешивался только для того, чтобы показать пришедшим, что в кухне никого нет и заходить туда не стоит, и распахнув настежь дверь, разглядывал внимательно, что изменилось за вчерашний вечер, когда батя натопив жарко печку, ковырялся до поздна в своих железяках.
   Перемены были каждый день. Сначала трубчатый остов стоял посреди кухни одиноким монстром. Трудно было представить, что эта серо-зелёная рама может стать средством передвижения. Но каждый день добавлялось что-то, что говорило о возможности сказку сделать былью. Батя был волшебником и с его помощью монстр обрёл колёса, двигатель и даже большую фару с рифлённым стеклом, смотреть через которое было одно удовольствие. Предметы становились волнистые, а свет попадая на выпуклости рассеивателя отбрасывал множество мелких зайчиков дрожащих и играющих на побеленной стене.
   Через две недели аппарат был собран и Вовке разрешалось даже посидеть на нём. С резинового сиденья со стальными пружинами дотянутся до руля с разными ручками он не мог. И поэтому забирался повыше на бак, с выпуклой крышкой бардачка для инструментов. Гордости не было предела. Вовка рычал изображая работу двигателя и пипикал на всю улицу, не обращая внимания на соседских пацанов , просунувших носы между штакетником забора и с завистью наблюдавших за его триумфом.
   Дедушка помогал бате чем мог, а к вечеру уходил в дом и возвращался с большим ковшиком, наполненным медоухой и двумя кружками. Наполнив эмалированные кружки и пожелав всем здоровья, они выпивали пахнущий мёдом напиток и разговаривали мужские разговоры. О чём, Вовке было непонятно, да и не больно то хотелось сидеть рядом с ними, когда у забора стоит такая вещь. А главное, что из захмелевших бати и дедушки можно верёвки вить. Можно сколько хочешь сидеть на мотоцикле, пойти полазить по полкам в омшаннике и даже упросить деда дать поиграть ружьё. Настоящую охотничью одностволку.
   После второго ковша, батя уже заряжает капсулями стреляные гильзы, а Вовка прицелившись куда-то в огород, нажимает на курок и вздрогнув от громкого щелчка, визжит от восторга, пока на шум не выскочит бабушка и не отберёт ружьё, наградив дедушку и батю парой ласковых.
   Однако время шло, а мотоцикл не хотел оживать. Батя приводил разных спецов, которые лазали с отвёрткой вокруг аппарата, и слова «зажигание», «опережение», «свечи», «бронепровод», вошли в Вовкин лексикон прочно и с почти правильным пониманием. Уже было зауважавшая зятя бабушка опять скептически смотрела на всю эту затею. И ворчание на тему напрасно потраченных денег стало всё чаще волновать эфир. И только мама не утрачивала оптимизма и утешала психующего батю, уверяя, что он неприменно найдёт выход и нужно только успокоиться и подумать.
   В воскресенье, всё шло своим чередом. Вовка проснулся под звон посуды с кухни и бодрые голоса радиопередачи «С добрым утром». Он любил выходные. Никто не спешил на работу. Бабушка готовила что нибудь вкусненькое. Чаще всего это был пирог с повидлом, или пирожки с маком, снопы которого с лета висели на чердаке. И всегда можно было поднявшись по крутой лестнице из кладовки и наломав сухих и крепких головок, насыпать полный рот мелких и вкусных зёрнышек.
   Завтрак проходил за круглым столом, покрытым голубой гобеленовой скатертью. Батя с дедушкой выпивали по кружке медоухи, как говорил дед «для апетиту», и под символическое ворчание бабушки все уплетали пироги , вкуснее которых нет на всём белом свете.
   Потом все разбредались по своим делам. Дедушка погружался в кой нибудь свой скобарник, бабушка шила или вязала, а мама с Вовкой пошли прогуляться вокруг озера, что находилось в ста метрах от дома.
   Погода стояла тёплая и возвышающаяся за озером сопка светилась в лучах солнца багряно оранжевым костром. Мама хорошо знала лес и Вовка с удовольствием слушал о породах деревьев, пытаясь сам отличить куст клёна от барбариса. По пути набив рот сладким и мягким глёдом, перебрались через болото по узенькой гати. Посреди перехода, мама подпрыгнула и трясина пошла травяными волнами до самого леса.
- Смотри – сказала мама – полезешь туда и не выберешься, засосёт.
- Как это засосёт? – недоумевал Вовка. Засосать может кто-то, а грязь не живая.
Пройдя вокруг озера по лесной дороге, поглазев на андатру грызущую что-то на камышовом островке и наевшись до отвала кисло-сладких яблочек дичек, в обилии росших вокруг, они повернули к дому.
Выйдя на улицу мама остановилась и стала обирать колючки с Вовкиных штанов, в великом множестве прицепившиеся за время путешествия. Как вдруг, с диким рёвом и в клубах пыли и дыма мимо пролетел неопознанный объект. Притормозив и с заносом развернувшись на перекрёстке, объект стал опять приближаться. И тут Вовка увидел за рулём дымящего и стреляющего мотоцикла батю. С улыбкой от уха до уха, он подрулил к ошалевшему сыну, подхватил его и усадил на бак.
   Мама сначала в недоверии к коптящему монстру попыталась восприпятствовать этому, но взглянув в счастливое лицо мужа улыбнулась и вскарабкалась на высокое, как воронье гнездо пассажирское сиденье.
   И они полетели… Быстрее ветра, тёплого и упругого, что сначала пытался остановить их. А затем поняв всю абсурдность этой попытки, полетел вслед за этой счастливой троицей, во главе которой сидел Вовка, за рулём своего первого мотоцикла с гордым именем ИЖ-49.


© Copyright: Владимир Пантелеев, 2009

Отредактированно KOPCAP (28.08.2009 00:54:17)